О женах мироносицах. Рассказ первый.

Лидия Вакина

Что же это за праздник: день жен-мироносиц? Впервые услышала о нем от бабушки мужа. Решила, что это от слова «мир». Придя в церковь, узнала о правильном смысле праздника. Но вот первое его понимание  все равно нашло место в моем сознании.

За годы моей жизни я встретила много людей, которые оставили свой след в памяти, а может быть, и в формировании моего характера. С кем-то я подружилась, кого-то поставила на высокий пьедестал уважения, с кем-то жизненные дороги разошлись в противоположных направлениях. Думается, что о ярких встречах надо рассказать.

История первая.
Мама. Любовь. Нерушимая стена моей жизни лет до сорока — это все о ней.
Ее детство было опалено арестом и потерей отца, юность — обожжена войной и потерей любимых старших братьев. Позднее, всегда тревога о матери и младшей сестре, ответственность за их судьбу. И всегда своя жизнь, свои проблемы, как теперь говорим – на последнем месте. Замуж вышла последней,  хотя по возрасту —  старшая в семье. Сначала надо судьбу сестер устроить. Зато замуж вышла за моего отца. Красивого парня, казачьего сословия. Высокого, ладного, мастера на все руки. Все было в жизни, и сама жизнь быстро прошла. Но успел отец дом построить, сад вырастить, внуков увидеть. И всегда его и меня окружала мамина забота, любовь и восхищение. Помню мамин любящий взгляд, который она переводит с папы на меня и произносит слова детской книжечки:   «Друг на друга так похожи Комаровы братья. Где тут Петя, где Сережа, не могу понять я. Только бабушка и мать их умеют различать».

В нашем доме всегда было много народу. Я могла увидеть за столом незнакомую женщину. Мама говорит:
— Познакомься, это очень хороший человек. У нее до автобуса много времени — она из района. Я пригласила побыть у нас.

Приехав на каникулы, будучи студенткой, и вспоминается такая история. Зима трещит морозом по наружным углам дома. В доме тепло натоплена печь, сижу, читаю книгу. Идет с озера группа мужчин. Приехали порыбачить откуда-то из Кинешмы. Наше озеро славилось знатной рыбалкой. Промерзли, просят разрешения войти, обогреться. Конечно, их приглашают пройти, снять верхнюю одежду. Потом на столе появляется горячий чай, потом и обед. Расстаются уже друзьями и обмениваются адресами.

И таких случаев не упомнить и не описать. Это было правилом жизни семьи моих родителей. Это было правилом русских людей — принять странника, накормить голодного. У меня хранится семейная икона Спасителя в серебряном окладе — дар бабушке от странника Иоанна. Ходил по людям – печки клал. Когда заходил в нашу деревню, просился на ночлег в дом бабушки и ночевал на русской печи. Мама говорит:
— Мы его побаивались, вид суровый, весь дремучей бородой зарос. А как откажешь человеку в приюте?
В благодарность оставил икону. Сказал:
— Чудотворная.
Просил беречь. Берегу.

Мама любила нас всех бескорыстной открытой душой. На все лето приезжали сестры с семьями, позже — с внуками. Всем хватало и места и внимания. Жили родители какое-то время не богато. Так многие, наверное, жили. Меня вот учили в институте. Лишнего не было. Помню случай с покупкой шубы для мамы. Я была студенткой и зашла в универмаг, где на лестнице стояла очередь за шубами. Встала и я, не особенно задумываясь. Стою себе и стою. Достоялась, отложила шубу для мамы, и пошла в общежитие, собирать деньги с подписным листом — кто сколько даст. До завтра. Шуба меня дождалась, денег хватило еще и на телеграмму родителям. Как рада была мама! То ли шубе, то ли дочкиной заботе. Сидели за полночь за разговорами, за чаем. Мама в шубе. И вот приехали гости. Племянница хвалит обновку, примерила шубу, чтоб доставить маме удовольствие, и мама тут же говорит:
— Забирай, носи, она тебе так к лицу!
Так легко она могла расстаться с любой вещью просто потому, что родным это доставит радость.

Канун Пасхи. Мама разливает молоко по банкам и дает мне задание — отнести бабушкам — соседкам одиноким. У них коров нет, а коза потомство выкармливает, молока хозяйке мало дает.
Собираемся с родными, вспоминаем мамино простодушие. Летом в деревне много работы, мама захлопоталась, занимаясь хозяйством. Присела, всплеснула сокрушенно руками:
— Вся скотина накормлена, одна Томка голодная.

И очень долго, лет до семидесяти, работала в участковой больнице медсестрой. Опыт был огромный, приобретенный в суровой школе военных госпиталей. И много было благодарностей простых, человеческих. От родителей спасенной девочки, привезенной в шоковом состоянии. Тут растерялся бы и врач, да не было его в ту пору. Одна дежурная медсестра — моя мама. Носки из овечьей шерсти переданные выздоровевшей женщиной – связала для мамы, и просто поклоны и приветы.
Собирается мама  на работу и кладет в сумку пару лишних булочек. Как бы извиняясь, говорит:
— Там женщина из дальнего села. К ней некому приехать проведать, далеко родным добираться…
Оглядываюсь на прожитую жизнь и людей и понимаю, что жили люди и по-другому. Но мои близкие жили так.
Вот и несут они, такие женщины мир в мир. И мир от них становится светлее и справедливее, ярче и приветливее. Жены мироносицы – это ваш праздник!

О женах мироносицах. Рассказ второй. Бабушка.

Детство, деревня, бабушка, уютный запах пирогов, надежный тыл родительского дома – все это в памяти моего сердца навсегда. Бабушка — главный собеседник, учитель, друг и враг моих возможных проделок. Главный наставник. Ссоримся и миримся, но дружим. И всегдашний мамин запрет:
— Не сметь возражать бабушке, ни при каких условиях. Бабушка всегда права. Ей столько в жизни пришлось страдать, что неизвестно какими бы на ее месте стали мы сами. Ее слова и поступки неподсудны.
Мудрая мамина школа. Помнятся строгие бабушкины наказы дочерям, внучкам:
— В нашем роду «разводни» никогда не было. И вам не велю. Полу- именем  друг друга не называть!
Придет с огорода, всегда дело какое-нибудь найдет. Делает и приговаривает:
— У Марьи в огороде Христос ночевал, а у нас…
Значит, что у тети Маши порядка больше, она больше трудов приложила. А наши дела никакого сравнения не выносят. Бывает и минутка отдыха. Сядет к окну, откроет какую-то  свою книжку без обложки и начинает вслух вполголоса читать чего-то непонятное: про тимпан и гусли, про чин Мелхиседеков. Вздохнет:
— Господи, помилуй!

Перекрестится  на святые образа. И таким миром и покоем наполняется все пространство дома. И все-то она про нас знает. Содеянное, и не содеянное нами, внучками.

Всегда мое детское воображение потрясала бабушкина забота о том, где она будет покоиться после своей кончины. Взяла меня в родительскую субботу на Троицу с собой на кладбище. Положила в корзинку топор. Сделала зарубку на березе неподалеку от могилы своей матери и девочки младенчика Надежды и сказала:

— Запоминай! Тут меня похороните.

В редкие мои приезды эту березку видно издалека. Слезы сами бегут от одного вида кладбища и приветливой бабушкиной березки. Отчего плачется? Нет в окрестностях жизни. Знакомо блестит озеро, но нет в заливе пристани, корытней (плавсредство, построенное по принципу катамарана), лодок. Некому собирать ягоды: морошку, чернику, клюкву на топких болотистых озерных берегах.

Есть в моей жизни пока несбыточная мечта: чтобы возродились к жизни российские деревни. И восстанавливались и заполнялись верующими людьми храмы. Чтоб возродилась жизнь в тех милых с детства деревнях Костромской области и храм Вознесения Господня в деревне  Рязаново. Плачет на руинах разрушенной церкви Ангел. Что невозможно людям, возможно Богу. Может быть, Бог даст, возродится жизнь в этих оставленных людьми благодатных уголках. У меня есть долг в жизни —  я должна приехать, хотя бы на старости лет,     и успеть  потрудиться в возрожденном храме.  Пригласить батюшку на соседний погост отслужить панихиду на могилках моих усопших родных. Видимо, нет на свете дороже и роднее тех дорог и тропинок, чем те, по которым ты бегал в детстве. Нет со мной тех наставников житейской мудрости и благочестия старшего поколения. Эту эстафету теперь должна нести я…

 


Перейти к верхней панели