РОССИИ ЧЁРНЫЙ ГОД

…Русская Православная Церковь в те февральские дни как будто хранила молчание. Этим её иногда пытаются попрекнуть.

Один собеседник сказал мне: «А может быть, Церковь ждала явного изъявления Вышней Воли?»…

***

Русская Православная Церковь к тому времени уже более 200 лет обреталась в приниженном (чтобы не сказать сильнее) состоянии. Однако, думается, есть смысл немного сказать о событиях.

К середине февраля в Питере складывалось так: хлеба в городе не стало, с другим продовольствием тоже — трудновато. В России был хлеб. Но были и неизбежные во время войны нелады с транспортом. И опять же, те, кому надлежало решать, проявляли удивительную нерасторопность. Это были преимущественно порядочные люди, нет оснований всюду видеть заговоры и шпионаж, хотя и то и другое, конечно же, во время войны могли иметь место в любой сфере. И вот началось отчасти похожее то, что люди, заставшие времена

перестройки, достаточно хорошо представляют. Очереди, карточки и талоны, и всеобщая раздражённость.

Питер в предчувствии неслыханной катастрофы… Незримые огромные вороны летают над городами и сеют страх, тревогу и смуту. И множество людей в серых шинелях, у которых уже появлялось оружие. При таком повороте — любая искра, и буря взлетает. Да еще и война ведь! И страна, несмотря на военные успехи тех лет, стала от всего этого уставать, смущаться, гневаться. Нам ли исследовать мистическую сторону дела, которая, безусловно, была!

«Страшен русский бунт…» говорит Пушкин. Молния сверкнула! Волна взметнулась.

23 февраля (8 марта н.с.) с почина путиловцев начались массовые забастовки. Лозунги были, собственно лозунгами измотанных людей, которых можно на что угодно спровоцировать: «Хлеба!, Мира!, Свободы!».

Женщины энергично выдвинули своё: «Верните наших мужей!». По ходу действия стали запевать «Марсельезу» (мы ещё вспомним об этом гимне). Надо полагать, именно тогда начались погромы винных складов (с наступлением войны в империи был объявлен сухой закон). Не осмелюсь рассуждать о последствиях сухих законов. Досталось и складам продовольственным.

25 февраля бастовали более 300 000 – практически все — питерские рабочие. Лозунги стали уже другими: «Да здравствует республика!», «Долой монархию!» Полиция и

военные были сметены, люди вышли на Знаменскую (Восстания) площадь. Митинговали у памятника Александру III.

О! Позднее чуть-чуть скажу о памятнике, об императоре – это ведь был лютый личный враг товарища Ленина. Сам Ленин был тогда за границей. И, судя по данным, отношения к этому митингу практически не имел… Однако совпадений не бывает, равно как и случайностей. Бунтари собрались у памятника. В полицейских полетели булыжники (знаменитое «оружие пролетариата») и вообще – что попало. Громили уже и полицейские участки.

Государь находился на войне в своей ставке главнокомандующего. До его отречения от престола оставалось неделя.

***

Пётр Великий упразднил в России патриаршество. Наступил синодальный период. Главою Русской Церкви стал монарх. В акте об отречении об участи и судьбе Церкви не будет сказано ничего. Есть люди, которые видят в этом нечто достойное порицания. Но кто знает? Может быть, это было самым мудрым решением в той кипящей мутной воде смуты. Дать Церкви свободу, оградить её от излишних обязательств. Ведь власти у него уже не становилось; все указания могли поставить Церковь в стеснённое, а то и нелепое положение. Не знаю. Могу только просить: Святые царственные страстотерпцы, помолитесь обо мне Богу!

Мы всё время забываем, что Государь при земной жизни был человеком, как мы, со всеми человеческими свойствами. Однако он был помазанником Божиим, и мы не можем верно и по достоинству оценить его поступки.

Ведь именно в его царствование появилась возможность, пусть медленно, готовиться к Поместному Собору и надеяться на восстановление Патриаршества.

Царь, осведомленный о том, что в Питере – беспощадное восстание телеграфирует военному губернатору Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны против Германии и Австрии».

«Эта телеграмма… меня хватила обухом… — вспоминал Хабалов, — Как прекратить завтра же?.. Государь повелевает прекратить, во что бы то ни стало… Что я буду делать? Как мне прекратить? Когда говорили: «Хлеба дать» — дали хлеба, и кончено. Но когда на флагах надпись: «Долой самодержавие», какой же тут хлеб успокоит! Но что же делать? Царь велел: стрелять надо…»

(Продолжение следует)

Олег Казаков