Есть такие заболевания, при которых кожа человека покрывается коркой, вроде как коростой. Например, аллергия сильная или ещё что-нибудь. Или вот ожог. И корка эта нужна организму для очень важного дела — восстановить то, что под ней, скрыть от агрессивной внешней среды.
Душа человеческая в этом смысле тоже, думаю, не многим отличается от кожных покровов. Рождаются все нежными младенцами и широко распахнутыми глазами смотрят в этот удивительный Богом данный мир. Наши души и тела чисты и беззащитны, а для охраны нас от агрессий внешнего мира даны нам родители, дедушки с бабушками, мамки да няньки. Это уж кому как повезёт. Но агрессия проникает через эту преграду и причиняет боль душе. Не имея знаний и опыта, как с этой болью справиться, мы, как ракушки-жемчужницы, начинаем обволакивать пришедшее к нам зло слоями покрывал, под которыми не так больно, не так натирает и раздражает.
Раньше, конечно, семейная жизнь была совершенно иной, младенца иногда не показывали до года никому извне, но разве сейчас это возможно? В редчайших случаях. Почти все мы живём бок о бок с соседями, в многоквартирных домах, матери рано выходят на работу, детей по яслям, садикам и школам распределяют, а бабушки нынче с внуками не очень-то и сидят. И, сказать по правде, не каждой бабушке внука отдашь со спокойным сердцем.
И получается, что ребёнок сталкивается со взрослой жизнью, где от него требуют невозможного — сидеть смирно, есть невкусную кашу, спать по расписанию, не писаться в кровать — и покрывается коркой, коростой. Где-то страх, где-то злость, где-то непонимание, всё это слой за слоем облекает детскую душу, закрывая её от угроз извне. Снаружи остаётся агрессия, равнодушие, деланое послушание, угодливость даже. А внутри что? Кто же разберёт, этого уже и родители не помнят, слишком всё быстро произошло.
К концу школы все мы уже вполне закрыты этой плотной, непроницаемой бронёй, которую тщательно сами себе выкроили и прикрепили. Где сильнее били — там толще слой, где не очень, там, на всякий случай, тоже пару сантиметров прибавим. Да на вырост, мало ли, что ещё может произойти. И к взрослой жизни приходит человек-броня. Непроницаемый ни для кого. Готовый ко всему. Но не готовый к любви.
Есть же ещё такие люди, которые видят прорехи в этой обороне, и для собственной потребы проникают сквозь неё, высасывая соки и вынимая душу. Они пьют, вгрызаясь в плоть, иногда впрыскивая дозы какого-нибудь гормона счастья, чтобы бронетранспортёр, на котором они сейчас поселились, не сбросил их во время пробежки. А потом, пресытившись, уходят восвояси, оставляя за собой зияющие раны.
Страдания незакрытого коростой участка души невыносимы. Она же не училась никогда жить так — мясом наружу. Она же растила в себе защиту, как могла. А тут такая трагедия — и жизненных сил внутри не осталось почти, всё кровопиец себе забрал, и снаружи ты открыт любой беде, любому обидному слову, любому косому взгляду. Всё не так, как привык.
И душа человеческая воет на луну, не зная, как поступить. Как пошевелиться, не причинив себе ещё больше боли, мучений и страданий. В какую нору заползти, чтобы наросла снова корка над раной, чтобы всё было как раньше. И уже никогда, никогда больше никому не довериться и не открыться. Это один из самых, наверное, жутких периодов взрослой жизни — опыт боли и предательства.
Но тогда и открывается возможность принять в себя Бога. Потому что кто как не Он или Его Пречистая Матерь могут утешить, исцелить, пролить елей на раны, перебинтовать их тряпочкой, оторванной с подола, погладить по голове, пошептать добрые слова в ухо, тихо-тихо пропеть давно забытые слова колыбельной, чтобы ты успокоился, утих и блаженно уснул на коленях Утешающего.
А по возвращении из забытья начать пить слова Нового Завета, как родниковую воду, и есть крошки просфор с ладони, как самую сладкую пищу на земле. На этом пути огромное количество искушений и преград, огромное количество ответвлений и перекрёстков, и нужную дорогу выберет только горящее сердце — оно чувствует, куда стремиться. И даже при ошибке остановится в последний момент, укорит себя и вернётся на нужный путь.
А короста — удивительным образом — станет понемногу таять и отваливаться, а под ней — о, чудо! — окажется нежная младенческая кожа, которой почему-то не страшны обиды и оскорбления. Которая знает теперь, как их принимать и что с ними делать. И бескоростная душа сама старается не причинять никому боли. Потому что знает, на что эта боль способна.
А у особенно горящих душ это горение проходит сквозь кожу, и вот оно — сияние чистоты, которые мы, если повезёт, увидим на одном-двух людях, с кем повезёт встретиться.
Вот бы и мне так.
